Депутат государственной думы Валерий Гартунг — без сомнения, один из самых известных и колоритных политиков Южного Урала. За его плечами — четыре успешных избирательные кампании в Государственную думу, одна неудачная попытка стать губернатором Челябинской области, статус экс-лидера федеральной политической партии (единственного из челябинцев), а также имидж «вечного оппозиционера», впрочем, никогда не теряющего оптимизма и уверенности в себе.
В бизнес — из «качалки»
Валерий Карлович назначил встречу в своем кабинете в заводоуправлении Челябинского кузнечно-прессового завода. И в самом начале интервью (продлившегося, кстати, около 2,5 часов) в ответ на дежурно-приветственную благодарность за согласие на интервью, он сразу же попытался войти в доверие к журналистам.
— Нужно уходить из публичной политики, чтобы отказываться встречаться с прессой! Фактически мы с вами друг без друга не можем, я для вас как источник информации, а вы для меня как руки, как глаза. Без вас я — немой! А немой политик — это что?, — все это было сопровождалось фирменной «гартунговской» улыбкой, которая принесла ему немало голосов избирателей.
— Вам лучше знать, ведь вы — один из самых опытных политиков области.
— Наверное, опытным себя называть слишком самонадеянно, я бы так сказал. Все весьма относительно.
— В тех официальных биографиях, что мы нашли, написано, что еще задолго до политики вы активно начали заниматься коммерческой деятельностью, а именно — стали председателем кооператива «Лидер» в 1989 году.
— А именно 1 апреля 89 года. А 20 апреля мы зарегистрировали этот факт. За год до этого ушел из цеха ЧКПЗ, где работал, и стал преподавателем во дворце спорта «Торпедо».
— Что преподавали?
— Гиревой спорт, силовое троеборье и в свободное время оборудовал зал. В то время с тренажерами, если помните, вообще была проблема, их просто не было. А я, еще работая на заводе, делал тренажеры. И у нас был серьезный набор — мы делали гантели, штанги, для того времени очень приличного уровня снаряды. Брали из западных журналов картинки, а поскольку я имею инженерное образование, и мне сделать чертеж никаких проблем… Плюс, обладая квалификацией сварщика, слесаря-ремонтника, то мне не составляло проблемы не только нарисовать, но и сделать это самому.
А когда я стал тренером, создали кооператив, мы начали делать это на платной основе, оборудовали зал и организовали платные группы. Кстати, моя жена Марина тоже работала со мной тренером. Она вела женскую группу, я — мужскую. Нас сначала было трое, но третий — Юра Шестаков — потом вышел из состава учредителей. Как-то он не увидел бизнеса в этом.
Особых доходов сначала не было, мы зарабатывали на платных группах, ну, может, сто рублей в месяц. Это потом уже, когда мы начали изготавливать целые комплексы тренажерных залов, выполнять подряды по ремонту оборудования, тогда пошли серьезные деньги. Опять же мои умения слесаря по ремонту оборудования тут сказались и связи со специалистами, потому что на заводе (ЧКПЗ — прим. VIP74.ru) у людей была очень высокая квалификация. У нас там сварщик такой был… Пил сильно, правда, но варил просто невероятно хорошо…
— А что вас привело в страховой бизнес?
— Дело случая. Мы как-то ехали в одну поездку, где был обучающий семинар, и там в числе прочих дисциплин нам преподавали основы страхового бизнеса. Мы и решили попробовать заняться новым для себя делом. Компания «Амеск» существует и сейчас, но она уже давно страховым бизнесом не занимается. Название осталось, но лицензии уже все прекратились и она просто компания, которая управляет некоторыми объектами, не более того. А страховой бизнес для нас бизнесом так и не стал. Жизнь показала, что уж если я инженер, то мне ближе производство или что-то еще, где руками делают.
— Еще один ваш известный бизнес — «УралАвтоХаус». Как вообще получилось стать дилером «Мерседеса»?
— Тоже случайно. Случайность — это форма проявления закономерности, этому нас еще на уроках философии учили, все в жизни происходит как бы случайно, но это проявление какой-то закономерности. Я учился на автотракторном факультете, и стал заниматься ремонтом и обслуживанием автомобилей. У меня один приятель был знаком с одним из высоких чинов в «Мерседесе». Дали нам рекомендацию, мы поехали в Москву, нам дали дилерство. У нас было готовое помещение, мы его немножко переделали. Там должна была быть большая столовая, но она не нужна была. Мы пристроили кое-что к зданию и сделали центр.
— Хорошо, наверное, быть дилером «Мерседеса»? Особенно в 90-е, когда все очень любили «шестисотые». Да ведь и сейчас многие серьезные, богатые люди ездят на машинах именно этой марки…
— Мы то дилерами стали в конце 90х, когда первый бум на «шестисотые» прошел. Я к этому спокойно отношусь, бизнес и бизнес, мне нравится. Кстати, далеко не самый прибыльный бизнес, я вам сразу скажу. Сервис, услуги — это очень высококонкурентная сфера и очень непростая. С другой стороны — это помогает личностному росту. Когда ты участвуешь на разных рынках, в разных бизнесах, у тебя есть с чем сравнить. А если соприкасаешься с такой компанией как «Мерседес», в которой высокие корпоративные стандарты, то есть с чем сравнивать. Сейчас на ЧКПЗ развита собственная производственная система, и мы можем сравнить с тем, что требует от своих дилеров «Мерседес». Могу сказать, что мы далеко продвинулись по сравнению с тем, что было.
— Интересно, но многие знающие вас люди считают, что самым удачным вашим вложением считают вовсе не «УралАвтоХаус», а, как ни странно, недвижимость в центре города, в частности, одно здание по проспекту Ленина… Это принципиально для вас — быть в разных бизнесах одновременно? Или по-другому в России нельзя?
— И в России, да и вообще в экономике, когда посмотрите, что творится в мире, кризисы… Диверсификация вложений — это один из способов страховки от каких то рыночных волнений. Могу сказать, что бывали случаи, когда именно этот объект недвижимости оставался чуть ли единственным источником существования для нашей семьи. Бывает, бизнес приносит прибыль, бывает — убытки. Кризис 98-го года пережили, кризис 2008-го…
Производственные мощности — они всегда в цене, но являются минусовым активом, когда они простаивают, поэтому для меня кризис был именно в 98-м году.
Проблема была даже не в том, что мы потеряли какие-то деньги — ну потеряли и потеряли. Но ведь это, если брать ЧКПЗ — трагедия для трех тысяч семей вообще-то. И я понимаю предпринимателей, которые не идут в сферу производства, где очень большое количество занятых людей — это огромная ответственность. Гораздо проще управлять объектом недвижимости — минимум затрат, минимум персонала. А вот проекты, которые связаны с привлечением огромного количества людей наиболее рисковые, наиболее ответственные. Причем государство как раз таки и не поддерживает такие проекты. Ну, если вы — не приближенные к руководству страны. А все остальные компании, как практика показала, ничего в поддержку не получили.
— Михаил Прохоров как-то говорил, что управлять и владеть простым маленьким магазином он бы не смог — не его масштаб. А вы бы смогли управлять магазином, и вообще — какой у вас масштаб?
— У нас и магазин тоже был, поэтому мне без разницы, чем управлять — магазином, маленькой мастерской, булочной, прачечной… Мне все интересно вообще-то. Я такой человек, что мне детали интересны, процесс интересен. А масштабы бизнеса — смотря что целью ставить. Заработать денег? Для нормальной жизни, как оказалось в 50 лет, не так уж много и надо. Возможности человека позволяют заработать гораздо больше денег, чем ему нужно. И если человек живет ради денег, то это несчастный человек. А если тебе интересен сам процесс, то тогда не важно, чем ты управляешь.
Человек на Землю приходит голым и уходит голым. По итогам жизни все материальное, что накапливается, в итоге, когда ты предстанешь перед Богом, оно никакой ценности иметь не будет, потому что оно останется здесь. Если человек понимает, ради чего он живет, то цели в бизнесе у него — обогатить свою душу, нравственно самореализоваться. А если ставить цель заработать денег… Поверьте, никого деньги еще счастливым не сделали, рано или поздно это все понимают. Вот американцы печатают и печатают деньги, доллар падает и падает, ну какая это ценность? Так, бумажка…
— Даже боюсь спросить, в чем вы держите сбережения. Рубли, евро, китайские юани?
— По разному. Но в основном в рублях, потому что сбережения нужно держать в той валюте, которую ты тратишь.
— Любопытная тенденция была в середине 90х. Люди, которые работали на заводах, в руководстве крупнейших предприятий, так или иначе смогли приватизировать заводы «под себя». Рашников — ММК, Федоров — ЧТПЗ, Гартунг — ЧКПЗ…
— Ну, во-первых, насчет фамилий, которые вы перечислили — это далеко не всегда именно так. Когда началась приватизация кузнечно-прессового завода, я на заводе не работал и в процессе приватизации ни я, ни моя супруга не получили ни одной акции. Рашников да, управлял заводом, Федоров был начальником цеха. А вот Андрей Ильич Комаров к руководству трубопрокатным заводом никакого отношения не имел, он на свободном рынке покупал акции. В том числе у меня 10 процентов акций ЧТПЗ купил. Эта тенденция, о которой вы говорите, она существовала, но ни я ни Комаров, ни, скажем, Василий Кичеджи, к ней отношения не имеют. Я купил на свободном рынке акции, Комаров купил на свободном рынке акции, Кичеджи купил на свободном рынке акции.
— Десять процентов ЧТПЗ сейчас очень дорого стоят…
— Я и тогда знал, что они будут много стоить.
— А зачем тогда продавали?
— Ну, всем же владеть нельзя. Я тогда продал акции трубопрокатного и купил акции «УралАЗа». Другое дело, что потом меня грубо кинули с этими акциями, ввели в банкротство процедуру внешнего управления, новый собственник — Олег Дерипаска — потом с нами рассчитался по той цене, по которой считал нужным. Это, конечно, были не те деньги, которые мы за них заплатили. Но хоть что-то получили…
Сумину мы сдали офис, а на Брагина обид не держу
— Когда в вашей жизни созрело решение пойти в политику? И какова была мотивировка этого решения?
— Это было эмоциональное решение, я очень хорошо помню. 1997 год, весна, когда Владимир Уткин стал председателем правительства.
А до этого, когда Петр Иванович Сумин пошел на губернаторские выборы, и выиграл, меня с ним познакомили. Алексей Ильич Пашнин, он познакомил меня с Валентином Ивановичем Буравлевым, и с Суминым. Мне Петр Иванович очень понравился, я начал им помогать, хотя и не скажу, что очень сильно. Думаю, если говорить о других, помогавших ему, то были люди, которые делали для Сумина гораздо больше. Самое интересное, что я помогал, ничего не требуя взамен, мне ничего не нужно было, мне просто понравился этот человек.
— Чем?
— Даже не знаю. Мы с ним просто поговорили, как-то он такой обаятельный… Не знаю, не могу сейчас сказать, понравился и все. Это был 96-й год, мы ему дали офис на Ленина, 83. Когда я с ним познакомился, он у Михаила Исаева в офисе сидел (инвестиционная компания «Выбор» — прим. VIP74.ru), но потом переехал к нам в здание, и уже конкретно занялся делом, у него, видимо, цель стояла — стать губернатором. Он им и стал, я одним из первых Петра Ивановича поздравил.
Но потом получилось как-то так… Видите ли, я же до этого в политике не был, не понимал, что такое губернатор. Для меня Петр Иванович был что до губернаторства, что когда стал губернатором. Я к нему относился хорошо. Но ведь статус человека изменился, и отношения наши должны уже другими быть, и не могут быть теми, какие были до этого. Я этого не понимал.
И из-за этого непонимания у меня возникли натянутые отношения с его окружением, с тем же Буравлевым, например, который возглавлял Ленинский район, или с Уткиным. Даже у меня такой разговор состоялся с Буравлевым, он мне сказал: «Ну теперь все изменилось, раньше я к тебе ходил, теперь ты ко мне будешь ходить». Я говорю: «Валентин Иванович, мне от вас ничего не нужно». Я так удивился тогда, молодой был тогда, лет 36 или даже 35. Никогда политикой не занимался, а они то все зубры уже, школу прошли…
— Вы ведь и Вадима Соловьева (предшественник Сумина на посту губернатора — прим. VIP74.ru) знали?
— Конечно. Что интересно: при Соловьёве меня не особенно жаловали, при Сумине — тоже, да и сейчас не в почете. Нельзя сказать, что я в оппозиции, но как-то так всегда получается, что на какой-то дистанции с властью. Может быть, Господь меня так милует.
— А может быть, просто в вас соперника видят?
— Может, и видят. Но вернемся к вопросу, почему я пошел в политику. Я пришел к Уткину, а он как раз сложил полномочия депутата Госдумы, стал председателем правительства области. Говорю: «Владимир Петрович, может, я могу чем-то помочь, выборы будут в Госдуму, давайте, я помогу». И как-то грубо он так сказал, типа да без тебя разберемся. И в тот момент у меня щелкнуло — а почему самому не пойти? Сам тогда не понимал, зачем мне это надо. Тут же написал заявление, сдал в избирательную комиссию. Приезжаю домой и говорю Марине, что сдал документы в Госдуму.
— Какова была ее реакция?
— Слов не было. Надо у нее спросить, она наверняка помнит хорошо. Я-то вообще не понимал, во что ввязываюсь.
— С высоты сегодняшнего опыта повторили бы?
— Жизнь не имеет сослагательного наклонения.
— В те выборы Сумин вас не поддержал, а вот областной СПП оказал вам поддержку. Почему так получилось?
— Тогда, видимо, такой расклад политический был, а я был молодой директор, достаточно успешно работал. И Виктор Борисович Христенко из кресла заместителя губернатора стал председателем СПП. Как-то так он нас объединил, у нас такая группа получилась, вот СПП и поддержал меня и Василия Николаевича Кичеджи.
— Итоговый результат только у вас с Василием Николаевичем разный оказался.
— На первых выборах у нас с ним одинаковый был результат, и он победил, и я. Но ни у него, ни у меня выборы не состоялись. Это было 29 июня 1997 года. Я тогда не понимал, почему выборы не состоялись, а власти так спокойны. И мне так сказали, да выборы все равно не состоятся. Там уже все было просчитано, был же порог минимальной явки в 25 процентов, и они просто сделали, просто нарисовали, что не было явки. А вот потом уже началась политика настоящая.
— Это вы про Анатолия Ивановича Брагина? Обиду на него держите? (накануне выборов 14 декабря 1997 в кампании против избрания Гартунга принял участие прокурор области Анатолий Брагин. Валерий Гартунг даже задерживался в своем кабинете на кузнечно-прессовом заводе, а в офисе, на квартире и в загородном доме были проведены обыски. Кроме того, Брагин заявлял, что Гартунг пытался во время обыска съесть компрометирующие его фотографии, а в прессе распространялись слухи, что кандидат в депутаты находится в розыске — прим VIP74.ru)
— Нет, ни на него, ни на Буравлева, ни тем более Уткина, вообще никаких обид.
— Вам Брагин рубль вернул? (осенью 1997 года Гартунг подал два судебных иска на общую сумму 6 миллиардов 1 рубль. По первому иску ответчиками выступали Челябинская государственная телерадиокомпания и прокурор Брагин. Последнего суд обязал уплатить истцу 1 рубль в старых ценах, — прим. VIP74.ru).
— Были же судебные приставы, взыскали с него рубль, из зарплаты вычли, как положено все. Я уж не помню, куда он там делся, этот рубль.
— В тот раз вы впервые столкнулись с обысками?
— В первый и в последний раз. Я бы не сказал, что для меня это было жестко. Для моей семьи — да. Супруга сильно переживала, для нее это было шоком. У меня же слабостей особых не было никогда, до этого пару лет в начале 90-х, будучи председателем кооператива «Лидер», ходил в бронежилете. Всякое было…
Так получается, что в силу своего характера, если какая-то стрессовая ситуация, я как-то мобилизуюсь и все у меня работает как часы. Кто-то может просто голову в песок спрятать, а у меня другая физическая реакция на стресс. Я попадал в ситуации другого характера, например, когда мы летели вместе с семьей, а нас по погодным условиям повернули из Челябинска в Магнитку, на подлете в Магнитку мы трижды не смогли сесть, нас развернули в Уфу, а потом у нас задымился салон, вот это была стрессовая ситуация.
Смотрю, бортпроводницы забегали, дымом потянуло, а мы в конце салона сидели. Впереди в бизнес-классе, пьют еще, а у нас тут уже все по-серьезному. И я тогда быстренько скомандовал пассажирам, чтобы выстроились все и с заднего отсека мы грузы, багаж стали вперед передавать. Выяснилось, что ничего страшного, просто маслопровод какой-то попал на обшивку, нагрелся и начал дымиться. Когда уже в Уфе приземлялись, пожарные машины стояли, нас ждали. А потом говорят: вы знаете, ничего страшного, мы сейчас дозаправимся и полетим. Нет уж, мы лучше на поезде доедем.
И политика — она такая. Когда стресс проходит, организм, конечно, начинает тебе вспоминать эту мобилизацию. И сам начинаешь понимать, чем ты за это заплатил. Например, как это было в 99-м году. 97-й — это была лишь прелюдия.
Как шахтеров за колбасу и водку не купили
— В 1999-м году на выборах в Государственную думу в Челябинске были две «эпические схватки». Одна — Михаил Юревич против Виктора Чернобровина. Другая — вы против Александра Аристова, которого поддержал Петр Сумин. Но ведь Аристов, хоть и был богаче, и с поддержкой Сумина, но избирался на «чужой» для него территории…
— Я бы не сказал, что на чужой территории. На самом деле никаких чужих территорий не было, у него на каждой территории был какой-то бизнес. В принципе, они классически отпахали там по полной программе, сделали ставку на бизнес-интересы и своего они добились. Добились очень больших результатов. Влияние у него колоссальное было.
— А сейчас?
— И сейчас колоссальное влияние.
— Те выборы, говорят, стали рекордными по уровню затрат на кампанию. Это относится и к вам?
— Думаю, что в гораздо меньшей степени, чем Александра Михайловича. У меня просто не было таких возможностей. Да я бы и не сказал, что они для меня были суперзатратными. Выборы девяносто седьмого года стали для меня уроком, и два года я работал очень активно. У меня было на округе девять территорий и во всех были приемные. Активно мы работали, и очень хорошо. Ни в одном из округов такой работы не было. Сотни обращений в месяц. Мы проводим, встречу, в Коркино, например, а потом после встречи в фойе мы выставляем столы, у меня там все помощники собираются, и мы проводим прием. Я сажусь, и помощники рядом, и мы все людей принимаем. Я человек 15 приму, и они человек по 10 каждый.
— Говорят, Александр Михайлович Аристов тоже избирателям «столы выставлял»…
— Выставлял. Но против этого мы тоже нашли, так сказать, противоядие. (улыбается)
Они же как делали — пригоняют автобус и зазывают всех с поселка ехать «на экскурсию» в Центр пищевой индустрии. А пьянство — проблема номер один в России. Вот на халяву-то да не выпить, да тем более шахтерам… Словом, желающих собиралось будь здоров. Но в каждый автобус мой активист садился обязательно и ехал туда. Пили, гуляли, по колбаске, по бутылочке, а на обратном пути мои люди песенки поют и говорят: «Что, шахтеры, купили вас за палку колбасы что ли?» И в ответ: «Да хрен им!» — «А за кого голосовать?» — «Да конечно, мы за Гартунга будем голосовать!».
Вот такую вот работу там проводили, причем некоторые мои активисты несколько раз ездили туда. А мы, в свою очередь, например, на день учителя два сеанса купили на фильм «Сибирский Цирюльник» и пригласили учителей. Перед фильмом сфотографировались, а после фильма они выходили, и я им всем подписывал фотографии и по цветочку на память. Контраст такой, туда ездили — столы, колбаска, водочка, а здесь — цветок и фотография на память.
Учителя потом сравнивали: вот этот нам колбаску с водочкой, а этот нам цветок подарил, фотографию. А сравнивали так, потому что мы — что тот, что другой — для простых людей — богатеи. Для них все, что свыше миллиона — миллион, миллиард, триллион — цифры одного поля. Поэтому они сравнивали нас: тот богатый, этот богатый, и сравнивали приоритеты, с чем этот к нам идет, и с чем — тот.
— То есть вас тогда выбрали депутатом женщины?
— Я не знаю, наверное, все же все выбрали, трудно сказать. Я думаю, прежде всего, меня в тот раз выбрали шахтеры, а лучше всего был, конечно, Копейск. Тогда же выборы были…
— Честнее?
— Честнее, конечно. Во всяком случае, там попытки манипулировать были, но таких тотальных, как сейчас, не было. 97 — 99 годы показали, что если люди проголосовали — то проголосовали. Вбросят, как мне потом уже говорили, «тут мы столько вкинули, тут столько», но разница была такой, что это не сыграло решающей роли. Да были попытки, ну 1000 голосов, ну 2000 голосов на территории. Но если у меня в Копейске перевес в 20 тысяч голосов был, эти вбросы не сыграли роли все равно.
Это не сейчас, когда на каждом участке по 20-30 процентов могут накидать. Или когда один наблюдатель на пять урн для удаленного голосования, а когда они возвращаются, за час «набралось» триста бюллетеней. Ну как за час ты триста квартир обойдешь? Это просто нереально даже физически. Тем более, сейчас все заснято, через интернет, как они покупают эти открепительные талоны, как по 2-3 тысячи за голос платят.
— Тогда такого не было?
— Тогда просто не настолько цинично было, ну да, возили покупали, колбаску-водочку…
— Но черный пиар же был?
— Черный пиар…..неважно, сейчас будет он или нет, накидают и все. Раньше какой-то экшн был, а сейчас единственное, что нужно — стой возле урны и лови за руку. Тем более по закону от партии, от одномандатника можно было хотя бы четыре человека поставить. А сейчас как ты поставишь? От партии один и один член комиссии, причем с правом совещательного голоса, и все. А урн — пять и как ты проконтролируешь? А все остальные партии подконтрольны области, то есть ЕР.
Знал бы прикуп — не пошел бы в губернаторы
— Вы ведь один из первых политиков в области, кто сделал определенную ставку на СМИ, у вас ведь были даже кое-какие медиа-активы.
— Скажу так — попытки были, была газета.
— Почему в итоге не получилось и вы расстались со всеми медиа-активами?
— Наверное, с кадрами как-то не решил вопрос. Сейчас я говорю, что мне все равно, чем управлять, но — кроме СМИ. Да, это бизнес, но особый бизнес, и к нему надо особенно относиться, быть профессионалом в этом. Не знаю, что для этого нужно. СМИ для меня тема такая…
— Была не самая приятная история с газетой «Новости»…
— Меня «товарищи» раскрутили на мегазатратный проект. А когда я понял, что меня просто разводят на деньги, то просто его свернул, потому что у меня просто таких денег не было, а разоряться из-за реализации чьих-то амбиций…
— Кто же вас такой хитрый раскрутил-то?
— Ну кто сейчас меня больше всех не любит? (улыбается)
— Уж не Александр Подопригора ли? Если честно, «молодняк» в нашей профессии этого просто не помнит, а вот поколение чуть постарше, боюсь, вам так и не простило, что в один день так — р-раз и даже не дали личные вещи забрать поначалу с рабочих мест.
— Как это не дал личных вещей собрать? (заметно раздражается)
— Некоторое время охрана не пускали в здание…
— Да бросьте. (видно, что вспоминать эту историю Валерий Карлович очень не любит) Просто когда была ситуация… Учитывая, что я не разбираюсь в деталях, я на доверии все это строил. И меня просто «обували» там, рисовали оклады, получали деньги, а продукта не было. Всего накупили, сказали «это надо, то надо». Мало того, я заплатил людям за создание газеты, а потом мне же пришлось покупать тираж, потому что ее никто не брал.
Извините, но мое финансовое положение не позволило мне совершать эти глупости дальше. Слава Богу, что я тогда остановился. И теперь, когда мне предлагают какие-то медийные бизнес-проекты, я отказываюсь. Кстати, после меня на эту удочку Евгений Рогоза попался, его там просто разводили на деньги, даже не стали создавать СМИ. Второй раз я на это не поддался. «Деловой Урал» содержал, да, но потом меня начали разводить по полтора миллиона в месяц. Это был бизнес, который генерировал убытки, и чем больше я вкладывал, тем больше у меня возникало обязательств.
— То есть бизнеса вы в этом не увидели.
— Я увидел в этом бизнес, но — не мой. И когда понял, что меня разводят как кролика, мне стало обидно. Естественно, я среагировал, сказав закрывать лавочку. Мне нужно было резко остановить все платежи. И вообще, по-моему, мы слишком много об этом говорим. Были гораздо более значимые события в моей жизни, которые стоят гораздо большего внимания.
— Например, выборы губернатора?
— Может быть и выборы губернатора, меня там тоже развели, как следует. Это, кстати, единственная кампания, на которую я привлек политтехнолога со стороны, и была создана структура для проведения выборов. Это меня многому научило, и теперь мы никогда никого не привлекаем, никаких специалистов, кроме тех, которые со мной постоянно работают.
— Вам не кажется, что тогда, в 2000-м году вы с Михаилом Гришанковым друг другу помешали? Или Михаил Игнатьевич играл на стороне Сумина?
— Да сейчас мне просто все равно, кто на чьей стороне играл.
— А тогда?
— Тогда было не все равно. Было очевидно, что задача Михаила Игнатьевича — меня сдвинуть на третью позицию, но я это понял, когда уже вступил в кампанию. Мало того, я уже во время кампании понял, что вообще не надо было в ней участвовать. Меня просто грамотно использовали в тот момент определенные политические силы, я нужен был как таран для того, чтобы где-то в процессе переговоров с Петром Ивановичем получить у определенной группы лиц более высокие позиции для переговоров. Потом они договорились. Для меня же пиком всего этого процесса было, когда собралось СПП, членом которого я являюсь, и при мне же голосует за поддержку Сумина. Хотя перед этим делали все, чтобы меня уговорить участвовать в выборах.
— Но вы ведь к тому времени уже не первый год в политике были, разве вы не понимали, что есть публичные действия, а есть реальная политика?
— Конечно не понимал. Если бы понимал, не пошел бы на выборы.
— Но ведь вы тогда верили в победу?
— Я просто так ни в чем не участвую никогда. Я сделал все, что мог. Для победы. Но просто в процессе начал понимать факторы, которые сложились. У меня шансов там не было, потому что все играли против меня — и команда Сумина, и команда Гришанкова. Ну — сыграли и сыграли, все-таки где-то есть высшие силы, которые уберегли меня от этого процесса. Сейчас я вам это говорю с высоты прошедших лет, теперь вижу, насколько цинично меня использовали, и слава Богу, что я в этом процессе не остался, потому что подковёрная борьба — это не мое. Да, я в политике, но я дистанцирован от власти, в бизнесе у меня никаких контрактов с властью не было, никаких тендеров не выигрывал, ничего абсолютно. От власти ни в бизнесе, ни в политике я ни-ког-да не получал ни-че-го. Во всяком случае, у меня руки чисты, и это очень важно.
А с Суминым у нас были нормальные отношения…
— Это как?
— После выборов губернаторских сразу отношения восстановились. Потому что когда вот эта вся шелуха упала, когда вот эти все заинтересованные лица в том, чтобы вводить меня в заблуждение, отпали, и с меня больше брать было нечего, то мне ничего не мешало наладить отношения, ведь мне это кресло не нужно было. Я тут же позвонил, отправил поздравительную телеграмму, а на следующий день публично поздравил с победой. Я признал его победу. Потом мы повстречались, и у нас были нормальные отношения до самых его последних дней…
Сергей Куклев, Дмитрий Моргулес
В подготовке материала принимала участие Александра Цымбрик