Удержание высоты под Изюмом, впечатление от Рейхстага и полеты над Корейским небом. В канун 9 мая VIP74.ru публикует монологи ветеранов Великой Отечественной войны.
Александр Алексеевич Воронин, 91 год, заканчивал войну адъютантом старшим батальона в стрелковом полку.
Начало. Война застала меня в 20 лет. Я служил в Брянске рядом с городом Ордженикидзеград, где было много военных заводов. В апреле 41-ого заместитель по политчасти сказал, что нас ждет война. Каждый день мы чувствовали ее приближение…
Она сразу на нас отразилась. 22 июня в Брянске бомбили аэродром, в небе курсировали самолеты. С Запада в тыл уходили поезда, заполненные женщинами и детьми.
Первый бой. 26 июня немцы сбрасывали солдат в тыл. Брянские леса болотистые, в них легко скрываться, тем более что противники хорошо говорили по-русски. Если мы не успевали их накрывать, то они переодевались и их было сложнее вычислить. В тот день мы уничтожили 17 человек… Но мне больше другой случай запомнился, на выезде из Брянска. Поезда тогда шли один за другим. И вот на станции скопилось семь эшелонов, а отправки все нет. Капитан заметил, что начальник станции волнуется, теребит пуговку, явно ожидая вражеских самолетов. Чтобы не допустить трагедии капитан вытащил пистолет и расстрелял его без суда и следствия. В итоге поезда прошли.
Трусость. Мы удерживали высоту в городе Изюм. Немцы нас прессовали, совершая в день по семь-восемь атак. Наши пулеметы заправлялись глицерином. Надо было достать воды. Будучи командиром роты я послал старшего сержанта к нашим в роту, которая базировалась в двух километрах от нас, а он пропал. Вечером приходит оттуда старшина и рассказывает, что мой солдат у них. Что он раздробил руку, потому что, якобы, поранился собственной каской. За эту высоту много людей погибло. Ясно стало, что мой сержант сам себе травму нанес, струсил, не хотел сражаться. Хоть он и был членом партии, а я — простым комсомольцем, я его сильно отругал. Потом дал гранату в руки и заставил стоять на посту. Траншеи были наши, а территория — немецкая. Враг мог напасть в любой момент. Сержанта всего трясло, но уйти он не мог, солдаты не пускали. Эта история его изменила. Он начал воевать хорошо. Как-то мы сидим у котелка вшестером, а это все, кто выжил из нашей роты, общаемся. И сержант мне говорит: «Хорошо бы, если бы кто-нибудь из нас на войне погиб». Не мог он мне в глаза смотреть, неудобно ему было.
Трофеи. Однажды мы захватили повозку с хорошим шелковым бельем на окраине Запорожья, которое мы освободили. Я часть себе забрал, но пока в госпитале лежал, все распродал. Деньги нужны были на вино и пиво. В ту пору на Украине, где я находился, литр вина 14 рублей стоил.
Сражение. Дело было на Украине. Мы брали село и шли огородами. В кукурузном поле нарвались на немцев, завязался бой. Я с одним схлестнулся, дал ему по каске лопатой. Слышу сзади шум, на меня еще один немец прет. Повезло. Мой солдат ему тоже по голове лопатой шабаркнул. Так мы их и порешали.
Мария Кузьминична Кузнецова, 90 лет, в войну была радистом 36-ой инженерно-саперной Брестско-Берлинской бригады.
Начало. Как сейчас помню, воскресенье было, мы идем с девчонками по улице, веселые такие, хохочем. Подходит к нам женщина и говорит: «Чего так разошлись? Война началась!». Мы — бегом в училище, а всех парней, как метлой смело. Нет никого.
ШМАС. В 1942 году нас привезли поездом в Нальчик. Отучилась на курсах в школе младших авиаспециалистов, думала, на самолете буду летать. А тут — бомбежка. Все перемешалось. И меня радистом в 36-ю инженерно-саперную Брестско-Берлинскую бригаду отправили.
Штурм. Когда Берлин брали, ужас, что творилось. Штурмовали отовсюду, казалось, что еще немного, и небо обвалится, а земля рассыплется на куски, так все грохотало. Но штурм Кенигсберга мне запомнился больше. Тогда я от страха временами даже позывной свой забывала: «Вышка!».
Рейхстаг. А Рейхстаг мне показался таким низеньким-низеньким, когда мимо шли. Я только потом разглядела, что он был земляными валами окружен, как из окопа выглядывал. «Вот она какая, Гитлеровская резиденция», — разочаровано подумала я.
Юра. Был у нас радист Юра, молоденький веселый парнишка. Война уже закончилась, и мы как-то собирались на Студебекере смотаться за трофейными продуктами, а еще мне надо было юбку черную раздобыть. А Юра подходит ко мне и говорит: «Марусь, ты за меня подежурь, а я — съежу за тебя в город». Не понравилась мне эта затея, но он умел уговаривать, и я согласилась. Только отъехали, навстречу им из леса целая рота солдат поперла. Подумали, что наши, учения очередные проводят. Оказалось, немцы. Изрешетили весь грузовик, как дуршлаг. И Юру вместе с ним, шофер только чудом уцелел. Получается, что Юра меня спас. Никогда этого не забуду.
Трофеи. Трофеи-то у меня знатные: ложечку вот чайную мельхиоровую из Берлина привезла. Ни до того было, хоть бы домой поскорее добраться. А дороги все разбиты вдрабадан, так, что и не уехать. Их всем миром ремонтировали: и солдаты, и союзники, и немцы пленные… В конце лета 1945-го я вернулась домой. Маму обняла и заплакала.
Петр Матвеевич Ткаченко, 94 года, самолетный техник, в войну защищал восточные границы СССР.
Начало. Наш полк был сержантским. 22 июня командир полка предложил выехать на озеро отдохнуть. И после обеда мне плохо как-то стало, что-то неладное почувствовал. Уговорил еще пятерых вернуться пешком на аэродром. Пришли, смотрим, все самолеты закрыты маскировочной сетью. Говорить о войне было строго запрещено, но слухи шли.
Граница в огне. Я закончил пехотную школу, и нас послали в первое ленинградское летное училище. Меня отправили на Восток. От Иркутска до Владивостока поездил, часть меняла позиции каждые две недели, чтобы японцам казалось, что нас много. Еще наши самолеты постоянно пролетали над границей, раздражали. На несколько километров углублялись в территорию. А потом пришел приказ: «Подвесить бомбы». Полетели, а вся граница Монголии, Манчжурии и Кореи в огне…
Послевоенный винегрет. После войны меня отправили на год в Северную Корею. Японские самолеты, которые стояли на аэродроме, работали на этиловом спирте. С этим у нас проблем не было. И корейцы готовы были на все, чтобы нам услужить. Ночью, бывало, спит кореец на циновке, хлопнешь его по ноге, он подскочит: «Что, капитане, надо?» — все сделает.
Потом я вернулся на Южный Урал. Закончил агроинститут. Собирался поступать в педагогический. Но меня отговорили: «Ты что, там же только 500 граммов хлеба в день выдают. Не выживешь. Поступай в агро, у них подсобное хозяйство есть. А участников войны винегретом бесплатно кормят…» Вот из-за винегрета пришлось поступать.
О сожалении. Я по первой военной профессии — пехотинец. Но нисколько не жалею, что попал в авиацию. Иначе здесь бы сейчас не сидел. Мой брат, например, как раз в пехоте пропал…
Над материалом работали: Василий Трунов, Елена Вальтер, Сергей Куклев
Теперь читать материалы VIP74.ru вы можете на официальной страничке портала «Вконтакте.ру»