Василий Трунов | Мнение

07 февраля 2012 | Мнение

Я воскрешал легендарных артистов, менял фамилии тренерам и увеличивал бюджет местного спортивного клуба. В эти мистические моменты меня не касалась Божья длань. Мне не открывались тайны белой магии великого Мерлина. Я всего лишь сталкивался с «эпик фейлом» — ночным кошмаром любого журналиста.

На часах 9:20. В мозг поступают сигналы паники, похмельное тело неохотно тащится в ванную комнату. Через сорок минут надо сдать «афишу» — «креативно» состряпанный обзор культурных событий на грядущую неделю. Примерно в 10:15 мне позвонит редактор сайта, где я уже несколько месяцев работал штатным корреспондентом, и, как следует, меня обматерит. А это значит, что я попал…

В 10:30 текст был отправлен на «электронку». Минут через сорок мне по «аське» предложили уволиться по собственному желанию. Одержимый дедлайном, невнимательностью и собственной тупостью я воскресил Булата Окуджаву. Реально вернул его к жизни на один день, написав, что Булат Шалвович приедет на «вечер памяти себя» и хорошенько зажжет…

Это случилось пять лет назад. Я считался молодым способным корреспондентом с неподдающейся лечению тягой к фактическим ошибкам. Эпик фейл сделал меня безработным и помог узнать о себе много нового — что я «лошадь, ПТУшник и профнепригоден». И эти обвинения главного редактора не казались мне тогда несправедливыми.

Окуджава самый выдающийся, но далеко не единственный «персонаж» топ-чарта моих косяков. За семь лет работы в СМИ я наделал кучу ляпов в именах людей и названиях организаций. Это я окрестил Ноггано — Нагана, это я именовал Гарика Мартиросяна — Мартисяном, а Козьму Пруткова — Прутковским. ЭТО ВСЁ БЫЛ Я!

Ошибки заставляли вернуться на землю. За ними следовала депрессия. Хотелось поставить на себе крест и похоронить собственные амбиции. Потом я приходил в себя и на какое-то время становился гипервнимательным. Потом все забывалось, и всплывали новые косяки. Иногда ошибки сходили мне с рук, иногда нет.

В «Вечёрке» мы с коллегой Петей Малетиным занимались журналистским проектом, посвященным спортивным клубам Челябинской области. В одном из выпусков он писал про хоккейный «Трактор», а я — про футбольный «Челябинск». Материалы были «вычитаны» и заверстаны. Ничего не предвещало беды, но случилось то, что Аллочка из «Универа» называет «Пипец!» Бюджет ФК «Челябинск» «увеличился» по моей воле на несколько десятков миллионов рублей.

Я знал об ошибке. Мне о ней сказало руководство клуба после визирования текста. Увидев, что документ с материалом лежит в папке «невычитанное корректорами» я внес в него исправления и успокоился. Впоследствии оказалось, что статья на тот момент была вычитана и версталась на полосу. Эта грубейшая ошибка в локальном смысле стала роковой. С тех пор про деятельность ФК «Челябинск» я больше не писал…

Поговаривают, что на следующее утро директору клуба позвонили из налоговой, чтобы узнать, почему в отчетах значится один бюджет, а в газете другой? После этого директор позвонил мне, чтобы назвать меня «мудаком и козлом!» Потом он нанес визит «вежливости» нашему редактору Герману Галкину. Мне сделали заслуженный выговор. Потому что газетчик должен визировать свои статьи на полосе.

Подобные косяки каждый день становятся головной болью тысяч СМИ по всему миру. В институте нам рассказывали про наборщика, который в сороковые годы случайно пропустил букву «р» в слове «Сталинград». Назвав Вождя народа — гадом, наборщик и редактор пошли под статью. Сейчас на кону зачастую не стоит даже деловая репутация…

На прошлой неделе я делал интервью с тренером по дзюдо Юрием Поповым для местной газеты. Он хороший человек, он — олицетворение челябинской борьбы. Не знаю почему, но я назвал его Юрием Морозовым. Возможно, я заработался, возможно, меня просто переклинило. Возможно, переклинило ни одного меня, потому что редактора, читавшие текст, знали, что фамилия тренера — Попов, но тоже не заметили ляпа. И пока мы на верстке проверяли с одной или с двумя «к» пишется имя Никколо (Паганини), в газете готовилось к выходу интервью с выдуманным мною человеком.

Эта колонка — моя исповедь. Когда грешник исповедуется священнику, Господь прощает его грехи. Когда журналист исповедуется читателю, его ошибки остаются с ним, а со временем и вовсе становятся частью редакционного фольклора, обрастая новыми подробностями и оживая в историях. Их рассказывают студентам журфаков во время летней практики. Бедняги! Им еще предстоит пережить весь этот кошмар…