Владимир Смирнов: мой работодатель — город. Интервью | Личность

20 января 2012 | Личьность

Владимир Ильич Смирнов — человек крепкого рабочего склада. Глядя на него, сразу же понимаешь, что это не чиновник. Это как если разглядывать пилочку для ногтей и драчевый напильник. Разница сразу бросается в глаза. Несмотря на свои пролетарские манеры, Владимир Ильич является старожилом городской Думы. 15 лет уже он работает в ней. Сначала депутатом, потом секретарем, теперь — заместителем председателя. Пост серьезный, и в гордуме говорят, что мимо Смирнова не прошел ни один документ, в разработке каждого он принимал участие. Хотя сам Смирнов отнекивается, утверждает, что это не так, а он не такой уж и гений, чтобы разбираться во всем.

Мы встретились в его довольно аскетичном кабинете. Стол, компьютер, в нишах вдоль стены обычные чиновничьи подарки: альбомы, гербы, сувениры. На столе — пепельница. Владимир Ильич курит нещадно, впрочем, «легкие» сигареты. За время нашей беседы — час с небольшим — служебный телефон звонил четырежды. Смирнов отвлекался и начинал обсуждать какие-то хозяйственные темы. Позже он скажет, что муниципалитет — это большое хозяйство. Но для начала мы начали говорить на весьма отдаленные от работы городской Думы темы.

— Что вы ненавидите в людях?

— Интересный вопрос (надолго задумывается). Ненавидеть — это громкое слово. Я очень коммуникабельный человек. Так что лучше сказать, что я терпеть не могу обман. Он всегда сопровождается предательством. С теми, кто меня обманул, я перестаю общаться. Если я не могу исключить человека из круга общения, то наши отношения становятся очень официальными, и я внимательно слежу за ним.

— А с Виктором Чернобровиным какие отношения? (Смирнов возглавлял профком ЧЭМК, когда директором был Чернобровин, теперь последний занимает пост управляющего Отделением Пенсионного фонда РФ).

— Нормальные… Мы очень редко видимся. Да и личных отношений не было. К тому же у нас разные интересы, он — охотник, я — рыбак. Если делаем запрос в Пенсионный фонд, он обрабатывается за минимальное время. Других общих вопросов у нас нет.

— Почитав вашу биографию, так и хочется воскликнуть: «Вот парень от сохи!» Как начинался ваш трудовой путь?

— Со слесаря на ЧЭМК. Было своеобразное время. Родители у меня жили в Тамбовской области. Отец — фронтовик, умер в начале 80-х. В Челябинске много родственников, потому сюда я и приехал. Поступил в ЧПИ, потом бросил, отслужил в армии. Трудно без поддержки учиться на «дневном». После армии закончил хотел восстановиться, но не прошел собеседование, поэтому поступил ЧИМЭСХ, в нем попроще было. По полученной профессии отработал больше двух десятков лет на ЧЭМК. Был электриком, энергетиком, в общем, «белый воротник». Потом меня избрали председателем профсоюза. Тогда мы и пересеклись с Чернобровиным.

В 90-е все бузили, чего-то хотели, добивались. На этой волне я и попал в профсоюз. Денег не было, зарплату продуктами выдавали. Производства не останавливали, но люди все равно работали бесплатно. Появилось больше свобод, демократии, да и сами профсоюзы серьезно поменялись, стали жестче. Я по жизни активен выше среднего уровня.

— Вам не кажется, что 90-е возвращаются?

— Нет. Сейчас совсем другое время. Нет такого, чтобы были пустые магазины, не платили денег. Сейчас люди стали жить лучше. Благосостояние изменило интересы людей. Раньше было просто: если у тебя есть садовый участок, то ты уже богатый. А если еще и машина есть, то это уже роскошь…

— А у вас когда первая машина появилась?

— Где-то в середине 90-х, когда очереди пропали.

— А в гордуму как вы попали? Вы же старожил…

— На «первой волне». Был интерес повлиять на политические процессы. Все было осознанно, никто никого никуда не загонял. Я тогда создал ассоциацию профсоюзов города, заключили трехстороннее соглашение с администрацией и работодателями. Так вот и задержался. Наверное «попал в струю». На последних выборах у меня были достаточно серьезные противники, но, как видите, народ поддержал…

— Вы публичный человек?

— Есть масса непубличной работы, которую надо делать: работа с документами, например. На мне висит обеспечение деятельности приемной городской думы. Вопросы в думе решаются коллегиально, а я в какой-то мере участвую в их подготовке для обсуждения. «На хозяйстве» сижу. Ведь муниципалитет — это, по большому счету, большое хозяйство. Ну а вообще, конечно, говорить о том, что депутаты семи пядей во лбу и способны решить любые вопросы, нельзя. Есть спецы, но, конечно, не сразу во всех отраслях. На думских комиссиях, например, вопросы рассматриваются с точки зрения обычного горожанина. Там все и «варится», а на заседаниях просто принимается окончательное решение.

Работа «горячая». У нас очень динамично изменяется федеральное законодательство. Поэтому просто не соскучишься. Что ни конец года — так масса изменений в законах. Политическая ситуация, в которой мы живем, не устоявшаяся. В умах пока разброд и шатание. Нет единой политики по управлению по властным вертикали и горизонтали. Все отрабатывается методом проб и ошибок. Россия сейчас — большая экспериментальная площадка.

— И сколько будут продолжаться эксперименты?

— Дело в том, что в России неприменим ни европейский, ни американский управленческий опыт. Не ложится он и все. Наши люди с другим менталитетом. У нас свободомыслия больше, чем в Европе. Хорошо это или плохо, не знаю. Но наверное жить в зарегламентированном обществе не так интересно.

— Вы «пересидели» несколько поколений депутатов. Как они изменились?

— За 15 лет очень сильно поменялся депутатский состав и идеологические основы управления. Менталитет поменялся. В первом созыве у депутатов было советское мышление. Среди депутатов было мало представителей бизнеса. Было много врачей, учителей, просто рабочих. Этим людям доверяли, а и м хотелось участвовать в управлении городом. Со временем произошла переориентация, и сейчас почти все депутаты представляют бизнес, глубоко понимают происходящее и социально ориентированы на население.

— Они больше заботятся о городе или о своем кармане?

— Бизнес, конечно, у всех разный… Есть у них и профессиональный интерес. Депутатство позволяет без очереди открыть дверь в кабинет чиновника. В какой-то мере это позволяет решать проблемы. Депутаты — это срез общества и страдает его болезнями. Скажем так, ничего плохого в том, что у кого-то есть возможность быстро реализовать свои бизнес-проекты на территории города, я не вижу. К тому же наши депутаты сейчас — это грамотные, активные люди, которые работают не в области или за рубежом, а в нашем с вами городе… Разве кому-то запрещено участвовать в выборах? Убеди людей, чтобы они тебе поверили, и тебя выберут. А деньги… Я последние выборы выиграл без денег. Мы дошли до того, что любые выборы ожидаем, что кто-то кому-то даст на лапу. Это неправильно. Нужно просто перестать давать взятки, выборы от этого не отменят.

Почему никто не отказывается от халявы? Это вредная привычка сидит у нас в подкорке. Вот приходят люди на прием в гордуму и прямым текстом спрашивают, почему им не дают бесплатно. Я объясняю, что сейчас бесплатно никому и ничего не дают. Никто никому не обязан. Вот от ожидания халявы у нас и развивается взяткоимство. А куда денешься?

— Недавно был принят бюджет Челябинска. Получается, что он дефицитный?

— Почему получается? Мы его приняли дефицитным. Это горожанам ничем не грозит и делается намеренно для того, чтобы создать механизмы дополнительного поступления денег в городской бюджет. Такие источники есть. Повторю: мы намеренно создаем себе проблемы, чтобы работа по наполнению бюджета не останавливалась. Чтобы оставаться в тонусе.

— Как вы относитесь к «двухголовой» схеме управления городом?

— Сегодня, подчеркну, сегодня — это реально рабочая схема, позволяющая правительству области бесконфликтно работать с мэрией и гордумой. Что будет завтра — сказать трудно.

— Что бы вы хотели подарить Челябинску?

— Возвращаюсь к теме собственных возможностей. В Челябинске есть меценаты, которые дарят церкви, здания. А я всю жизнь проработал на работодателя. Но мой работодатель — сам город. И я дарю ему свой труд, который выражен в куче подготовленных документов, программ. Мне не стыдно, я сплю спокойно и никому не должен. И мне тоже никто не должен.