02.08.2011 | Моргулес Дмитрий |
За три дня армия, а с ней и вся страна, отметила сразу два праздника – день военно-морского флота и день воздушно-десантных войск.
Кто-то традиционно вспомнит, что моряки и десантники, а также примкнувшие к ним пограничники (28 мая), такие-сякие, отмечают памятные им даты весьма широко – с непременной безудержной пьянкой, купанием в фонтанах и прочим хулиганством и баламутством. Кто-то обязательно заведет песню про дедовщину и ее жертв. А кто-то – тихо вспомнит тех, кто погиб в боях. Мне же отчего-то вспомнились не друзья-десантники, или знакомые моряки-подводники, а Южная Осетия.
В начале сентября 2008 года, месяц спустя после жутких событий в Цхинвале и короткой российско-грузинской войны, очень немногочисленная делегация Челябинской области отправилась по маршруту Владикавказ – Цхинвал, чтобы выяснить, чем Южный Урал может помочь пострадавшим осетинам. А заодно – и побывать в расположении российских войск, разыскать там солдат и офицеров-южноуральцев и вручить им памятные подарки – златоустовские ножи (офицерам) и искусно инкрустированные фляжки (солдатам).
Проехав мимо пострадавшего от обстрела города Джава, разрушенной до основания грузинской деревни Тамарашени, мы осмотрели разрушенный едва ли не наполовину Цхинвал, а после – побывали в поселке Хетагурово, где были наиболее ожесточенные столкновения. Местные ополченцы продемонстрировали нам трофейный грузинский Т-72, целенький, в масле, модернизированный по последнему слову техники (и не в России или Грузии), и военный грузовик с надписью US ARMY, также отбитый у нападавших грузинских частей (или же там были не только грузины).
Несмотря на то, что после столкновений прошел месяц, вдоль дорог иногда попадалась подбитая бронетехника, оторванные взрывом башни танков, расплющенные под их гусеницами легковые машины, вокруг которых – засохшие пятна и лужицы крови…
Наконец, нас повезли на место, где погиб Михаил Молчан, лейтенант из Челябинской области. Его подбитый танк уже увезли с места, и из следов боя остались только две черные тени и капли застывшей, а тогда – расплавившейся от жары брони. Рядом валялись какие-то железяки и неразорвавшийся снаряд от ручного гранатомета (из которого, видимо, и был подбит танк).
– Он угодил в засаду. Ему сразу попали так, что взорвался боезапас. Шансов не было, – объяснили нам, и к горлу подступил большой комок…
Наконец, ближе к вечеру мы доехали до расположения 693-го мотострелкового полка, принявшего на себя значительную часть боев. Полевой лагерь в предгорье, с огромным количеством палаток, наспех сооруженными сортирами, антеннами связи и заборчиками с колючей проволокой. На главном КПП нас встретил долговязый рядовой, совсем еще мальчик, тощенький, без бронежилета (и это на КПП в зоне боевых действий, в 21-м веке). Оказалось – из Челябинска, солдат-срочник. Вручили ему подарок, и наконец, поехали дальше. Для начала – мимо парка техники полка. С десяток стареньких Т-72, штук двадцать-тридцать БМП, несколько грузовиков с установками «Град», пара самоходок, плюс УАЗики. Негусто, даже если учесть, что еще столько же было в это время на патрулировании.
Пока в штабной палатке наш вице-губернатор Буравлев раздавал наспех созванным войнам-южноуральцам ножи и фляжки, мы стояли и курили у входа с офицерами, служившими вместе с погибшим южноуральцем. Вспоминая, как и почему погиб их товарищ, они не скрывали правды, и не жалели эпитетов. Ни в адрес своего высокого начальства, ни в чей-либо адрес вообще.
Надо сказать, что чем дальше, тем больше у меня росло непонимание того, как наши войска вообще смогли разбить грузинскую армию. У напавших на Цхинвали техника была, мягко говоря, посовременнее («Не, у нас тоже ничего танки были, всего с четвертого капремонта вышли», – нахваливали своих боевых коней курившие со мной офицеры), и средства связи и разведки, в отличии от российской армии, работали, и исправно – наши-то с мобильниками в бой шли – так надежнее было, даже если учесть, что в Южной Осетии работали вышки грузинской сети сотовой связи. Да много чего еще из факторов, казалось бы. Были на стороне грузин. Но…
А потом я внимательно посмотрел на собеседников. Большая часть – мужики около или чуть больше 30 лет, от капитана до полполковника. С виду – немного помятые полевыми условиями жизни. У многих за плечами – Чечня, (кое-у кого не раз) Югославия, другие горячие точки. Таких, наверное, «псами войны» называют. Начал спрашивать – да вроде нет: семьи, жены, дети. И улыбаются, когда хотят, широко и открыто. Только вот взгляд чуть суровее, чем у обычных людей. Мне многое стало ясно…
Я, к сожалению, в армии не служил. Так вышло – меня, спортсмена-разрядника, в военкомате приписали было к ВДВ, но я – единственный сын матери-одиночки, а потому в казарму так и не попал. Жалеть об этом или нет – не знаю. Как сложилось, так сложилось. Но испытываю огромное уважение перед настоящей армией, перед теми, кто честно воевал за свою страну, и по долгу службы готов и обязан пойти на смерть за нее, а значит – за каждого из нас. Это дано не всем. И род войск здесь не при чем.
Моргулес Дмитрий …еще материалы этого автора