Родное пепелище | Мнение

06 февраля 2011 | Авторская колонка

Агнию Львовну помнят несколько поколений журналистов, учившихся в Уральском государственном университете. Маленькая сухонькая старушка (молодой ее никто не застал), с белыми букольками, о которой говорили, что ее конспекты сохранились с четырнадцатого года — там еры и яти. Она любила к случаю рассказать, как «затоптывала» на литературных вечерах Володю Маяковского и танцевала с Сережей Есениным. Лекции у нее были блестящими.

Сдаю экзамен Агнии Львовне. Один из вопросов — научная лексика. В качестве примера привожу предложение с упоминанием электронно-вычислительной машины.

Агния Львовна встрепенулась:

— Я недавно прочла, что скоро экзамены будет принимать машина? Как вы к этому относитесь?

В дребезжащем голосе явно звучала тревога.

Ни фига себе, думаю, старушка беспокоится, что ее заменят машиной.

— Не думаю, Агния Львовна, — отвечаю. — Вряд ли такое возможно.

— Почему?

— Ничто не может заменить общение живого человека с живым человеком.

— Совершенно с вами согласна! Идите, отлично.

Увы, Агния Львовна оказалась прозорливой. В ЕГЭ общение экзаменатора с экзаменуемым упразднено. А уж как и родители, и школьные учителя, и вузовские педагоги протестовали, доказывая, что эта безликая уравниловка мешает выделить из общей массы наиболее ярких, увлеченных, действительно глубоко знающих детей, что учащиеся не овладевают в результате умением защищать свою точку зрения, если она у них есть, вообще резко снижается уровень устной речи, да и письменной тоже, что вместо знаний, будет просто натаскивание на заполнение тестов.

Все, как лбом о стенку. Как хотели в министерстве образования, так и сделали. Со всеми подтвердившимися минусами.

А коррупция, из-за которой главным образом и вводился безумный ЕГЭ, никуда не делась. Так, слегка видоизменилась.

Я школьница набора 1946 года. Первые экзамены у нас были по окончании начальной школы — сразу четыре: изложение, русский язык и чтение, арифметика письменно и устно. Экзамены за пятый класс отличались тем, что вместо изложения было уже сочинение. И так во всех оставшихся классах: каждой весной экзамены. Помню по окончании восьмого класса (это пятнадцать лет) мы сдавали экзамены по восьми дисциплинам. Сколько на аттестат зрелости, не помню, но они длились с конца мая по двадцатые числа июня через день-два. В девятом, кстати, сдавали такие неведомые нынешним школьникам предметы, как логика и астрономия.

Мы были детьми войны, недокормленными подранками. К тому же основной микрорайон школы — бараки Челябстроя с их ужасающей нищетой и скученностью. Бывало, девчонки (школа женская) падали на уроках в обморок. Но не от страха перед испытаниями (синоним слова экзамен), а просто от голода.

Знания нам в результате дали крепкие. И привили привычку читать много и не только по программе.

Сейчас я понимаю, что программа была очень близка к той, по которой работали в классической русской гимназии. Разве что без латыни, церковнославянского, древнееврейского, древнегреческого. Гуманитарный сектор был несколько сокращен ради точных наук.

Это был хороший круг знаний. Моя бабушка, окончившая еще до революции четыре класса гимназии, была куда грамотнее, обладала более широким кругозором и глубиной знаний, чем многие наши знакомые с «поплавками». Это проявлялось даже тогда, когда бабушке было за восемьдесят. Что-то было у нее общее с Агнией Львовной: уверенность в своих знаниях, например.

Я благодарна своей школе, не только давшей мне обширные знания по тем предметам, что были мне близки и интересны: язык, литература, история, логика, география, биология, пение, рисование, но и способствовавшая тому, чтобы я, абсолютно не способная к математике, физике, усвоила, и вполне успешно, тот минимум, который нужен не только для честных четверок в аттестате зрелости, но и чтобы сориентироваться, если в будущем возникнет необходимость в более глубоких знаниях в этой области.

Я пробыла в родной сороковой школе больше любого второгодника: после окончания ее мне предложили остаться в ней работать старшей пионервожатой. Потом сын у меня учился, сменив четыре школы. На основании этого опыта и того, что появился за время работы в журналистике, я сделала вывод: школа должна быть консервативной. Ее задача, как мне представляется, сконцентрировать знания, наиболее важные для формирования человеческой личности, и сохранить это, передавая из поколения в поколение.

Перемены в школе должны делаться крайне осторожно, после долгой и тщательной разработки, проверки на экспериментальных площадках, а, главное, после широкого обсуждения в обществе.

С введением ЕГЭ этого не было, то есть шум был, но голоса тех, кто против, не захотели слушать те, кто предложил и внедрял.

Похоже, эта история повторяется. На задворках интернета появился текст проекта Федерального образовательного стандарта (ФГОС) для старшей школы.

Вот цифры оттуда:

4 (четыре) — именно столько обязательных предметов предполагается изучать старшекласснику (Россия в мире, ОБЖ, физкультура, индивидуальный проект).

6 (шесть) — именно столько образовательных областей объединило в себе все остальные привычные для школы предметы, разом получившие статус необязательных (по выбору).

Среди них: русский язык, литература, математика, алгебра, геометрия, информатика, история, физика, химия, биология, география.

1 (один) — именно столько предметов из каждой образовательной области может выбрать ученик (впрочем, из одной любой области можно выбрать 2 (два)).

Это означает, что выбрать и русский язык, и литературу или и алгебру, и геометрию (не говоря уже об и информатике) или и физику, и химию (и биологию) невозможно. Так написано в проекте ФГОС.

То есть попросту количество часов для изучения литературы, математики, языков, истории, географии, биологии и прочих предметов опять сокращается, чтобы осталось время для воспитательной работы, прежде всего для воспитания патриотизма.

Все это намечено начинать вводить срочно, чуть ли не с 15 февраля сего года.

Робкие попытки обратить внимание общества на готовящиеся коренные изменения в образовательной системе были. Я, видела, например, ток-шоу на одном из федеральных каналов. Полное ощущение дежавю: как и три года назад, когда шли споры о ЕГЭ: педагоги, родители, журналисты, представители научной и творческой интеллигенции горячились, пытались что-то доказать, задавали серьезные вопросы, а те, кто разрабатывал и внедрял ЕГЭ, были спокойны, говорили с оппонентами, как с детьми малыми, неразумными. Дескать, не суетитесь зря, дело уже решенное.

Сейчас в интернете появился текст открытого письма Дмитрию Медведеву, Владимиру Путину, Борису Грызлову, министру образования и науки Андрею Фурсенко:

Напомним: в старших классах читают Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Островского, Гончарова, Лескова, Достоевского, Толстого, Чехова, Блока, Ахматову, Шлохова, Солженицына…

Без изучения этой литературы (и именно в том возрасте, в котором находятся старшеклассники) невозможно формировать ту личность, о которой так гладко и красиво повествует стандарт.

Откройте любую из целей образования в стандарте — и вы увидите, что ее нельзя достичь, если не читать книг, не думать над опытом жизни людей, саккумулированным в литературе.

Без глубокого литературного и шире — эстетического — образования не добиться ни умягчения нравов, ни осознанного отношения к своей стране (патриотизма), ни даже роста конкурентоспособности государства в целом.

Мы требуем от вас, как от руководителей страны, которые обязаны просчитывать риски от принимаемых решений, наложить вето на радикальное перекраивание школьной программы и перевода в статус предметов по выбору ее главных дисциплин.

Мы требуем созыва представительного совещания педагогических работников страны, родительского сообщества и учеников для обсуждения вопроса о будущем образования. Будущее образования — это будущее каждого из нас и России в целом.

Подписи виднейших людей страны и рядовых, как принято говорить, граждан, под этим письмом уже исчисляются тысячами и растет.

Я не способна грамотно проанализировать проект стандарта, для этого у меня нет ни нужного объема знаний, ни способности мыслить в государственном масштабе.

Я просто вспоминаю:

Два чувства дивно близких нам —
В них сердце обретает пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческих гробам.

Это лучшее, что я знаю, из пригодного для воспитания истинного патриотизма. Кому эти пушкинские строки помешали? И какое «граждановедение» может их заменить?