18.07.2011 | Моргулес Ирина |
– Иванову из 341-й не клизмить!
Услышала я такое, чуть палка, на которую опираюсь, из руки не выпала. Нет, указание врача медсестре относилось не ко мне, «клизмить» собирались, а потом передумали, соседку по палате. Но слово-то, слово-то какое: неологизм, впервые мной услышанный.
Ох, уж эта профессиональная лексика! Порой такое услышишь, что ответить тянет лексикой неформальной!
А сейчас нововползаний в язык столько, да со всех сторон, что только успевай ориентироваться. Лично мне почему-то особенно ненавистны англоязычные вливания с окончаниями на «нг»: все эти смокинги, дайвинги и тому подобное. Они так крепко включаются в бытовой разговорный оборот, что того гляди и услышишь «обманинг», «обниманинг», и вообще, следуя «ромашкинду», будет такой «гаданинг»: «Любинг – нелюбинг, плюнинг – поцелуинг», ксердцуприжминг – своейназовинг, кчертупосланинг…»
Выдержит ли современный, и без того измученный атаками со всех сторон русский язык эту очередную экспансию?
А чем еще заниматься в больничной палате, как не попытками отвлечь себя от грустных размышлений о своем будущем или его отсутствии, если не увести их в сферу глобальных проблем? Вот я и стала думать о судьбе родного языка.
И в ходе этих блужданий по истории культуры страны, вспомнила шестидесятые годы прошлого века, совсем недавнее, кстати, время.
Была у меня тогда приятельница – молодая преподавательница французского языка Валечка Трусова. И любили мы с ней играть в популярную тогда «виселицу». Надо было загадать слово и, обозначив буквами его начало и конец, черточками обозначить количество букв. Второй игрок называл буквы. Если таковые в слове имелись, они проставлялись и вскоре слово вырисовывалось. Не угадывались очередные буквы – постепенно вырисовывались очертания виселицы. Задача игроков – опередить: «повесить» или не оказаться «повешенным».
Хоть и мрачная «висельная» тема имелась, но сама игра – веселая, как любое более-менее интеллектуальное развлечение. Попробуйте, убедитесь.
А мы с Валечкой игру эту усложнили. Играли только на слова французского происхождения. То есть, русские, но с французскими корнями.
Господи, сколько их оказалось! Нет, на такие мелочи, как «пальто, пенсне, кашне» и даже «ридикюль» мы не разменивались. Вот зашифровать что-нибудь типа «шерамыжник»… Казалось бы, самое исконно-посконное русское слово. А вот фиг! Укоренилось оно в нашем языке со времен Отечественной войны 1812 года: французы, грабившим Москву, обращались друг к другу «шер ами», что означает «дорогой друг». А вот еще слово, сложившееся по всем правилам русского языка: «амикошонство». Оно не так распространено, как «шерамыжник», но имеет все же хождение. «Ами» – мы уже знаем, это «друг». А «кошон» по-французски «свинья». Итого… понятно.
Думаете, я французский знаю? Если бы… Но ведь все эти вливания из Франции пришли к школьницам после военных лет (уже другой Отечественной войны) через Пушкина, Толстого, Тургенева…
А Валечка Трусова потом год преподавала русский язык в лицее французского города Тура, далее уже в Москве учила русскому, французскому и английскому работников иностранных посольств и членов их семей.
Недавно Валентина издала книжку рассказов и пьес. Она подарила мне ее. Должна сказать, что иноязычное влияние на ее родной язык дурного влияния не оказало, книга написана чистым и выразительным слогом.
Может быть, и с «шопингами – дайвингами» в конце концов обойдется? А уж «клизмить – не клизмить» думаю, кругом медиков и ограничиться. Лишь бы сама процедура помогала…
Кстати, у Николая Заболоцкого есть философски глубокое двустишие:
Как хорошо, что дырочки для клизмы
Имеют все живые организмы.
На этой оптимистической ноте и остановимся.
Моргулес Ирина …еще материалы этого автора