17.06.2011 | Шубина Ксения |
С детства не люблю врачей. И запах. Неприятный запах лекарств, который тянется за тобой с коридоров больниц до самого дома. Конечно, я понимаю, что врач — профессия не из легких. Ведь цена его ошибки — человеческая жизнь.
Мне посчастливилось стать тенью одного врача в течение его рабочего дня. Сергей Куваев — молодой хирург-онколог Челябинского окружного клинического онкологического диспансера. После института он работал хирургом и дежурным по ночам на скорой помощи. Спустя шесть лет Сергей ушел из профессии на такой же срок – занимался продажами. Но вернулся обратно, чтобы лечить людей.
Не в пирогах счастье!?
8:00
В холле диспансера меня встречает круглолицый высокий плечистый мужчина. Это Сергей Куваев. Добродушно посмотрев на меня, говорит: «Пойдем!».
Ординаторская отделения абдоминальной (заболевания брюшной полости — прим. автора) онкологии заполняется спешащими на работу врачами. До пятиминутки в отделении у нас есть столько же времени на общение. Сразу задаю мучающий меня вопрос: «Почему вы уходили на шесть лет из профессии?».
Куваев рассказал, что ушел из-за денег. Сначала работал специалистом по проведению рекламных мероприятий и обеспечению сбыта в крупной международной табачной компании, после — региональным супервайзером в компании-дистрибьютере алкоголя. «Онкология, сигаретки, пивко, онкология» — резюмировал, улыбаясь, Куваев.
Однако спустя шесть лет ему захотелось вернуться обратно. Поясняя мотивы возвращения, Сергей начал что-то рисовать на листке бумаге. Он изобразил два столбика. Первый — цифра 50 тысяч рублей и подпись «не интересно». Второй — гораздо меньшая сумма и соответственно «интересно».
— Есть и другая причина – моя наставница Елена Алексеевна Надвикова. — сказал мой собеседник, подняв обе руки над головой вверх. — Она постоянно звала меня обратно в больницу. Мне стало скучно заниматься «фигней», и после очередного разговора со своим учителем хирургии я решился.
На рабочем столе Сергея вижу записку. Текст: «Спасибо тебе!!! Дай Бог здоровья тебе и твоей семье!!! Лена».
— Это от пациентки одной. Она лежала с раком сигмовидной кишки. Благодаря ее хлопотам нескольким нашим докторам, в том числе, и мне объявили благодарность от Законодательного Собрания и выплатили денежную премию, — отвечает Сергей.
После спешим на пятиминутку. На планерке медсестры докладывают врачам, сколько всего больных в отделении, кто на какую процедуру направлен, кому предстоит операция.
Лекарства — утром, носки — вечером
08:10
Начинаем обход. Попадая в каждую палату, врач с ходу вспоминает каждого по фамилии. Интересуется у больных их состоянием. Кто-то из них спрашивает, что можно есть, кто-то отпрашивается на выходные домой…
— Вы сегодня как кактус красивый, — пошутила насчет небритого лица Куваева пожилая пациентка.
— Дааа, — протяжно отвечает он, поглаживая подбородок. — Вот, Анна Ивановна — уникальный человек. Она обвязала носками все наше отделение.
— А это кто? — спросила старушка, посмотрев на меня.
Узнав, что я корреспондент, начинает шутить:
— Нее, ну, меня уже по телевизору показывали!
— Да вы у нас вообще медийная звезда! — подыгрывает ей Куваев.
Переключает внимание на пустую койку, и, будто задумываясь вслух, спрашивает: «А здесь кто у нас лежит?»
— Здесь Федосья Николаевна, она вас подождала и ушла. Вы же ей разрешили домой на выходные? И мы ей разрешили, — говорит одна из пациенток.
— Аааа, да. Ну, главное, что вы разрешили, — спокойно отвечает хирург.
Вернувшись в ординаторскую, чуть ли не вместе выдыхаем. Теперь можно спокойно поговорить, думаю я. Но разговору мешает зашедший пожилой мужчина. Куваев смотрит бумаги, которые тот ему вручил, и говорит:
— Можно вас обрадовать, рака мы не обнаружили. У вас в печени — простые гемангиомы — доброкачественные образования. Еще полипы в толстой кишке. Ничего критичного нет. Поэтому я вас в понедельник выписываю. Через две недели позвоните насчет гистологического заключения. Все у вас очень хорошо. Не наш вы, не наш!
— Ладно… тогда до свидания, — ответил мужчина, будто не осознав, что опасный диагноз его миновал.
Блуждая по одинаковым коридорам диспансера, опять куда-то торопимся. При входе в просторное помещение Куваева тормозят и вручают диплом участника прошедшей днем ранее Всероссийской конференции «Стратегия развития онкологической службы в РФ». Помещение заполнилось несколькими десятками врачей. Началась утренняя врачебная конференция. (хотя было скорее похоже на общую планерку). Все отделения докладывают о положении дел: количество больных, их диагнозы.
Возвращаемся в отделение. Куваеву сообщают, что пора на операцию. Он рассказывает мне, что будет заниматься восстановлением толсто-кишечной непрерывности. Проще говоря, пациенту восстановят нормальную работу кишечника. А отверстие на боку живота, куда была выведена кишка для испражнений, зашьют.
Если я заболею, к врачам обращаться не стану…
9:30
Прежде чем зайти в операционную, одеваемся в хирургические костюмы — белые рубахи, брюки, бахилы. Сергей показывает, как правильно завязать на лице марлевую маску (с первого раза, кстати, не догадаешься). Идем в «святую святых».
На операционном столе лежит пожилая женщина. Ее руки пронизаны катетерами и трубками. Перед тем, как начать оперировать, Куваев глубоко вздохнул, стоя над пациенткой. Поехали… Хирург с ассистентом ловко при помощи скальпеля и электрокоагулятора (аппарат, с помощью которого производятся надрезы тканей во время операций — прим. автора) добираются до внутренностей. Кровавую рану вдоль живота раздвигают ранорасширителями. Двумя стальными штырями с загибами, напоминающими гигантские канцелярские зажимы, фиксируют раскрытый живот.
Операция длится около двух часов. В полости живота хирурги что-то отодвигают, отрезают, зашивают. Периодически требуют у медсестры зажимы, тампоны, пинцеты, иголки. Она своевременно подает инструменты. По-доброму, но строго советует — «не кровите», «помойте руки», «не ломайте иголки». Сергей, улыбаясь, отвечает: «Не злись, Наташа». Ловя мой взгляд, добавляет: «Сейчас хорошая операционная медсестра на вес золота».
Аппарат искусственной вентиляции легких периодически «пищит». Напоминает о себе, словно часы с кукушкой. Устаю стоять на ногах. Присаживаюсь. Врачам хоть бы хны: стоят, оперируют, общаются. Куваев активнее всех. То что-то запевает, то шутит. Мгновенно успокаивается и периодически по-детски вздыхает. Операция подошла к концу. Выведенная ранее кишка на боку живота мигом отрезана и зашита. Все.
Выходя из операционной, Сергей напевает: «Если я заболею, я к врачам обращаться не стану…».
Кома коме рознь
11: 30
После операции мы отправились на обед, в так называемую врачебную комнату отдыха. Не успели присесть, как забежала медсестра. «Алексеевой плохо!», — всполошила она всех врачей.
Бежим в палату. Оказывается пациентка — диабетик. Впала в кому.
— Сознание отсутствует, кожные покровы влажные бледные, согласовано с реаниматологом, диагноз — гипогликемическая кома, перевод временный, — отчеканивает Куваев после осмотра больной.
Дает распоряжение медперсоналу: «На каталку ее и в реанимацию». Звонит в реанимационное отделение:
— Здравствуйте, мне кого-нибудь из врачей, желательно Геннадия Андреевича.
Ответ (я понимаю) получает отрицательный. Переспрашивает:
— Хорошо, любого врача… Что? Никого нет? Тогда принимайте больную, — говорит спокойным тоном, не предоставляя других вариантов.
Женщину кладут на каталку и везут в грузовом лифте. На своем «врачебном» языке Куваев объясняет медсестрам состояние больной, говорит что-то об уровне сахара, в это время как раз подходит реаниматолог. Больную увозят, а мы продолжаем наш разговор.
— …Наркоманов я из комы выводил сразу в ломку, чтобы они ее прочувствовали! – вспоминает Сергей. — Вводишь двойную дозу «Налоксона». Он забивает в клетках все рецепторы, на которые воздействует морфин. После этого морфин на организм никак не влияет. Если поставить два кубика налоксона, наркоману станет легче — и все. Если четыре—шесть он выйдет из комы. Минуту ему будет хорошо, а потом начнется жесточайшая ломка. И в этом я вижу свою лепту в борьбе с наркоманией.
В суматохе не замечаю, когда он успевает поесть. А мы уже опять направляемся в операционную — на удаление раковой опухоли.
Победа над раковой опухолью
12:30
В этот раз на фоне тихо играет радио. Операция проходит в том же режиме: добрые споры с медсестрой, периодическое «скальпель» — «зажим». В темы для разговоров попадают предстоящие на днях операции и ночное дежурство.
Символично на фоне раздаются слова из играющего радио: «Дайте до детства плацкартный билет. Тихо кассирша ответит: билетов нет». Я посмотрела на старушку на операционном столе и подумала: вот, наверное, ей бы сейчас такой билетик в детство, когда ты молод, красив, здоров…
Проходит более часа, и опухоль удалена. Операция подходит к концу. Хирурги сшивают замученные кишки, рассказывая друг другу байки из своей практики. Особо интересная — про патологонатома, который заранее просматривал возможных «клиентов», бродя по реанимационному отделению… С другой стороны – как можно при такой профессии без юмора? Постоянно чьи-то слезы, боль, сопереживание. Без смеха можно прямиком попасть на месте пациента.
После в операционную зашел реаниматолог. Принес весть, что в городе мало инсулина. Все начинают сетовать. Вспоминают про пациентку, впавшую в кому. Ответ реаниматолога: «Да она пришла в себя! Уже поела». Врачи заулыбались.
Завершилась поднятая тема нехватки лекарств небольшой дискуссией. Также они заговорили о покупке медикаментов по тендерной системе, когда зачастую выбирается не «качество», а «количество»…
Операция заканчивается. При помощи игл и нитей врачи зашивают рану. Пациент принимает прежний, целостный вид. Сергей спрашивает: «Хочешь посмотреть на рак?». Смотрю на красновато-оранжевую субстанцию у него в руках. Вот гадость!
До чего доводит русское «авось»
14:30
Не успеваем вернуться в ординаторскую — очередной тревожный звонок. В поликлинику напротив диспансера поступил тяжелобольной. Нужно осмотреть. Идем.
Оказавшись на месте, Куваев оценивающе смотрит на жутко худого мужчину лет 50-ти.
— Что-то сейчас беспокоит? — спрашивает Куваев и, не получая внятного ответа, опять обращается. — Понятно…сколько уже не кушаете?
— Дня четыре, — отвечает рядом стоящий кто-то из родственников.
Выясняется, что пациент похудел на 12 килограмм. Хирург осматривает результаты анализов и принимает решение: нужно переводить в диспансер. Звонит в отделение, узнает, есть ли мужские места. Напоследок спрашивает, чем мужчина лечился дома. Оказывается — ничем.
— Что его дома никто не смотрел? — спрашивает грозно у родственника Куваев. — В него надо не меньше двух литров в сутки вливать!
Определив больного в стационар, возвращаемся. Не сдерживая любопытства, спрашиваю по дороге:
— Чтобы так похудеть, должно пройти немало времени. Рак?
— Здесь все зависит от срока выявления. Рак — болезнь взрослых. Поэтому лет после 30-ти нужно регулярно проверяться. У женщин чаще всего возникает рак молочной железы и гениталий. У мужчин чаще всего страдают желудок, легкие, простата.
Долгожданный диалог
16:30
Наконец-то после тяжелого рабочего дня удается поговорить. Врачи стали расходиться, а мы с моим собеседником наконец остались вдвоем.
— Сергей, вы сказали, что в профессию вернулись по зову души. Кто для вас пациенты?
— Это одна из составляющих моей профессии. С людьми надо общаться. Всем им очень интересно, что с ними происходит, с их здоровьем. Нужно постоянно что-то объяснять, «разжевывать», «цацкаться», ну а они за это носочки вяжут (смеется — прим. автора).
— А как еще благодарят люди?
— Был интересный случай. Меня захотел отблагодарить один мужчина. Пришел в ординаторскую и сказал: «Доктор, я не знаю, что вы любите, поэтому — вот!» Он занес четыре пакета: в одном было пиво и вяленая рыба, во втором — водка и соленые огурцы, в третьем — бутылка вина и фрукты, в четвертом — коньяк и пара лимонов.
— Трудно выслушивать чужие беды, сопереживать, запоминать всех пациентов, ведь одних со временем сменяют другие?
— Это вопрос внутренней организации, профессионализма. Можно научиться легко переключаться… запоминать фамилии и диагнозы — это опыт. Дома о больных я вообще не думаю. Если мне не звонят с работы — значит у моих больных все нормально. А так, меня можно разбудить в любое время дня и ночи и, к примеру, спросить: кто лежит у тебя в десятой палате и с какими диагнозами? Я всегда скажу. Это рефлекторно уже. Если человеку «в кайф» то, что он делает, то он будет это делать с удовольствием и лучше всех.
— Когда мы шли по отделению, медсестра сказала мне: не мы выбираем профессию, она — нас. Вы согласны с этим?
— Да! Когда я уходил в продажи, думал о деньгах. И сейчас думаю. И надеюсь на то, что услуги квалифицированных врачей будут стоить дорого. Особенно в онкологии. Здесь государственная поддержка важна. В онкологии действительно ощущаю себя нужным. Вот сегодня делали операцию бабушке по удалению раковой опухоли. Если бы не прооперировали — в течение пары лет она бы умерла. Сейчас будет жить дальше и все у нее, надеюсь, будет хорошо.
— Спасти жизнь — это здорово. А чем для вас еще привлекательна профессия? Когда я наблюдала за операцией, мне было очень интересно. Почему-то сделала для себя, как мне кажется, странный вывод — что это красиво…
— Вот и хорошо, что такой вывод. Для меня приятно красиво прооперировать. От «комплекса Бога» я давно уже избавился. Есть, кстати, такой анекдот: «В чем отличие хирурга от Бога? Бог не думает, что он хирург».
— А вы осознанно сделали выбор профессии?
— Да. Ну, у меня выбора особого и не было. Папа – врач, прадед был крутым доктором, в музее в Кыштыме ему посвящен целый стенд. Но отец меня отговаривал, кстати, сказал, что больших денег в этой профессии я не заработаю. Ну ладно, не в деньгах особо-то счастье.
— Для вас счастье – ваша работа?
— Да! — ответил Куваев гордо, кивая головой.
— У вас были случаи, которые запомнились больше всего?
— Как-то к нам поступил мальчишка лет восьми—девяти. У него было подозрение на рак кишечника. Это казуистика, такого не должно быть! Встречается один случай на миллион! Мы с Еленой Алексеевной его оперировали. Посмотрели, что там… а там живого места нет — неоперабельный. Мы стоим….И у нее слезы текут и у меня…Зашили обратно… Выписали… Мы ничего сделать не смогли бы…
— Как это могло произойти?
— Ну вот природа…Вообще, чем раньше рак выявляется, тем больше шансов на излечение. Первая и вторая стадии радикально излечимы. Нужно регулярно проверяться. Но об этом мало кто думает. В Японии, например, все обязательно проходят фиброгастроскопию — диагностику рака желудка. Там никого не волнует, хочешь ты этого или нет. Если не сделал — тебя уволят с работы. У нас есть, конечно, плановые обследования. Но тут одна проблема. Если на госпредприятиях работники медицинское обследование еще проходят, то, к примеру, в «ИП «Пупкина»» это никому не нужно. На государственном уровне необходимо вводить и проводить скрининг (обязательный для всех граждан метод диагностики для выявления рака на ранней стадии — прим. автора)!
— А чем отличается врач-онколог от любого другого?
— Возьмем онколога и абдоминального хирурга. Операции отличаются по технологии. Там совершенно другой подход… Я сейчас попробую нарисовать, — сказал он, схватившись за листок бумаги. — Вот есть кишка. Вот — брыжейка — место, где она прикрепляется к человеку. Вот — раковая опухоль. Общий хирург делает так, — он начал заштриховывать участок только что нарисованной кишки. — Онколог делает по-другому, захватывает бОльшую площадь. Принцип любой онкологической операции, как можно шире убрать пути лимфооттока, чтобы избежать рецидивов и последствий.
В этот момент зашел невысокий импозантный мужчина средних лет.
— Алексей Валерьевич Привалов, — представил мне его Куваев. — Наш профессор, заместитель главврача по инновационным технологиям.
Привалов сходу включился в нашу беседу:
— Сегодня ездил в поселок Роза на операцию.
— Они всем объемом работы не владеют, и мы помогаем, — объяснил тут же Сергей.
— А вы по всей области ездите оперировать? — интересуюсь я.
— Да, онкологических отделений не очень много по области, — ответил Привалов.
Вдвоем они принимаются их считать: клиника ЧГМА, ЧТЗ, ЧМЗ, Дорожнуа больница — в Челябинске, в области — диспансеры в Копейске и Магнитогорске, отделения в Златоусте, Миассе, поселке Роза, койки в Кыштыме и Троицке. Куваев рассказал, что наш диспансер превосходит другие по оснащению. В нем в радиологическую службу вложены миллиарды. Областная онкология уровнем выше, чем среднероссийская.
Спрашиваю о проблемах, которые есть в медицине. Вспоминаю и привожу в пример иголки, которые постоянно ломались во время операции. Алексей Привалов тут же подхватывает тему:
— Проблема в целом состоит в том, что чем дальше медицина от искусства и ближе к технологиям, тем лучше. У нас, к сожалению, это наоборот. Врач как художник, у него картина может получиться, а может — нет.
— Вот есть сто рублей. На эту сумму можно купить одну упаковку лекарственного препарата, а можно купить десять. Препарат будет такой же в принципе. Только один будет выпущен какой-нибудь хорошей австрийской компанией, другой будет менее качественный, — добавляет Куваев. — Это сложный и больной вопрос…
Время подходило к шести вечера. Надо сказать, побегав целый день на ногах, очень устала. Как устал Сергей, говорить и не приходится. А ему еще предстояло ночное дежурство. Он проводил меня до выхода. Вспомнила, что в течение дня Сергей говорил кому-то из коллег, что хотел бы переехать жить в другую страну. Прощаясь, говорю: «Не переезжайте, нам такие хирурги нужны». Улыбнувшись, Сергей ответил: «Ну, в ближайшее время не собираюсь». Мы попрощались.
С детства не люблю врачей. Да и в 23 года ничего не изменилось. Я уважаю эту профессию. Но слишком уж боюсь боли. Сергей Куваев — врач, у которого дело в руках спорится. Он спокойно и ловко оперирует, быстро находит решение в критических ситуациях, вежлив и заботлив с пациентами. Уходя, поймала себя на мысли: «Если уж когда-нибудь (тьфу-тьфу-тьфу) придется лечь на операционный стол, я бы хотела, чтобы меня оперировали такие, как он».