«Вечор, ты помнишь, вьюга злилась…»
Ох, и злилась! После абсолютно сухой осени вдруг заморосил мелкий дождичек, он усилился, превратился в громкий ливень. И — снег.
Засыпали под завивания ветра, его ударов в окна…
А утром все опять по Пушкину: «Под голубыми небесами, великолепными коврами, блестя на солнце снег лежит…»
И дальше что-то насчет северной «Авроры». Стоп! А почему я имя богини утренней росы в кавычках написала?
Наверное, условный рефлекс сработал: где-то в подкорке всплыло название того крейсера, который по легенде дал сигнал событию, единого названия которому сейчас нет: для одних это Великая Октябрьская социалистическая революция, для других — кровавый переворот.
Утром 7 ноября какое еще значение слова «Аврора» могло всплыть в голове человека, прожившего жизнь в том временном отрезке, что выпал на долю моего поколения?
В пятьдесят восьмом году девушка из Челябинска (речь идет не обо мне, а о моей подруге) поступала в театральное училище. Подавала заявления во все соответствующие учебные заведения Москвы. В каждом надо было одолеть три творческих тура. Ей несказанно повезло: она успешно прошла этот этап сразу в двух вузах: всесоюзном институте кинематографии и во Мхатовском. Надо было определяться, она выбрала театральный вуз.
Но этим дело не заканчивалось, предстояло сдать общеобразовательные экзамены, такие же, как на любой гуманитарный факультет: сочинение, русский язык и литературу устно, историю и иностранный язык.
Все знали, что это формальность. Чтобы быть принятым, достаточно троек.
Моя подруга была обыкновенной крепкой троечницей, то есть ее тройки ближе к четверке, тем более, что школа, которую довелось окончить, была одной из лучших в Челябинске.
Но тут, видать, волнение сработало. По истории, например, ей в первом вопросе достались русские княжества, о которых она ничего сказать не смогла, а во втором какой-то из съездов КПСС, то ли коллективизации, то ли индустриализации. Это вообще запомнить мало у кого получалось.
Смотрит экзаменатор на абитуриентку и не знает, что делать. Девушка одолела три тура творческого конкурса, наверное, не бесталанная да еще и красавица…
— Ладно, — говорит, — я задам вам дополнительный вопрос. Не ответите, пеняйте на себя. Скажите, когда была Великая Октябрьская социалистическая революция?
— Это я знаю, знаю, — воспрянула абитуриентка. — 25 октября по старому стилю, 7 ноября — по новому 1917 года.
— Идите. Три.
Девушка из Челябинска всю жизнь проработала в одном из популярных московских театров, заслуженная артистка России.
А не знай она этой даты? Но это было невозможно. Зря, что ли, каждый год 7 ноября выводились колонны на ноябрьские демонстрации — от школьников, начиная с пятого класса, и до бесконечности? Уклониться от обязанности праздновать очередную годовщину дня, когда (это уже не Пушкин, а Маяковский) «бабахнула шестидюймовка «Авророва» было весьма сложно.
Я себя на ноябрьской демонстрации помню шести- или семилетней. Шла в колонне облстатуправления, где работала мама. Ожидал своей очереди выхода на главную площадь города наша колонна на углу улиц Воровского и Карла Либкнехта. Было холодно, но это возмещалось возможностью попробовать то, что в обычные дни было недоступно: с двух сторон вдоль улицы стояли столы-буфеты, можно было купить бутерброды, выпечку, пирожные, конфеты, газировку. Хотелось, чтобы эта улица никогда не кончалась. Но все хорошее кончается, пройдя свой марш под усиленные громкоговорителями призывы ЦК КПСС, колонны в районе улиц Пушкина и Ленина (ныне Свободы) сворачивали налево или направо, тракторозаводцы продолжали свой путь по улице Спартака (ныне проспект Ленина), унося флаги, лозунги и портреты вождей. (не дай Бог бросить: доле подсудное).
В колоннах было весело, звучали песни, то и дело танцы возникали. Я, когда уже взрослой стала, задумывалась, как это совмещается: перед праздником большинство, даже не скрываясь, клянут необходимость тратить выходной (пусть даже дополнительный) на бессмысленное стояние на улицах ради прохода перед трибуной, набитой начальством, а в колоннах искреннее вроде бы веселье. Потом по себе и своим друзьям поняла: если мероприятия не избежать, надо расслабиться и получить удовольствие.
Один раз я пошла на демонстрацию по собственному желанию, в шестьдесят втором году. На праздники шесть студентов факультета журналистики УрГУ приехали домой в Челябинск. Хорошо посидев накануне за сытной родительской едой и тем, что к ней прилагалось, решили пойти утром на демонстрацию. Но не просто пойти, а…
Утром пристроились в хвост колонны пединститута, ею завершалось шествие коллективов Центрального района. Когда уже вышли на площадь, замедлили шаг и оказались как бы отдельной группой. Это насторожило следовавших за нами, завершающую демонстрацию группу милиции. Поравнявшись с трибуной мы развернули лист ватмана с надписью.
Над площадью нависла тишина. Наконец, один из тех, кто стоял на трибуне (а это был, как помню, председатель областного комитета народного контроля), разглядел, что написано на ватмане. А там было: «Братский привет землякам от челябинцев-студентов факультета журналистики Уральского университета!»
Дальнозоркий народный контролер сообщил о безобидности содержания подозрительного текста, нам было выдано особое приветствие, колонны, уходящие с площади, ответили зычным «Ура!»
Как я уже говорила, к дате 7 ноября и тому, что произошло в этот день 93 года назад, у всех, кто задумывается, отношения разные.
У меня — свое. Я его никому не навязываю. Но тех, кто придерживается противоположного мнения, мне жаль.
Им что, мало?